Истории этой уже много лет, и тянулась она очень долго. Сейчас, когда мне уже шестьдесят три, я все думаю: а любил ли Виктор меня? Любил, без сомнения, особенно в первые годы. Потом просто привык. И еще чуть позже просто стал меня использовать. А я продолжала все годы принимала это за любовь. Впрочем, лучше обо всем по порядку.
Замуж я вышла рано. Не оттого, что влюбилась без памяти. Просто будущий муж был на восемь лет старше меня, а выросла без отца, которого мне всегда не хватало. Может, поэтому я почти без раздумий согласилась выйти за него замуж. В общем, уже через месяц я была его женой, в богатом, хорошо обставленном доме.
У моего мужа была одна особенность – деньги так и липли к его рукам. При всем этом он был не жаден: в доме все ломилось от дефицитной по тем временам икры, колбасы и банок с печенью трески, а я одевалась только «с базы». Кто помнит те времена, прекрасно знает, что такое были для женщины импортные сапоги или французские духи. У меня они стояли десятками.
Но не все оказалось таким сладким, как мне казалось. Выяснилось, что муж тот еще ходок, из серии «ни одной юбки мимо». «Доброжелатели», считающие, что я слишком хорошо живу, не замедлили мне донести об его очередном «романе». Будучи «на сносях», я рыдала в своем французском халатике на финской, очень модной тогда кровати. И не нужны мне были ни эти все сказочные богатства, вообще ничего от него не было нужно.
Конечно же, я простила Колю, правда, горький осадок остался. Я научилась закрывать глаза на его гулянки, и на то, что он часто со мною был достаточно груб. Жили мы открытым домом, часто принимали гостей. Многие друзья Николая – тоже в чинах и при деньгах, хотели со мной познакомиться поближе. Еще бы! Ведь я была ухоженной красивой статуэткой, вещью, выставленной на обозрение окружающим, как и все в том доме. Но я боялась от него уйти, хотя к тому времени поняла, что мужа не люблю, и никогда не любила. Мне даже было совершенно все равно, что он мне не верен. К тому же, у нас подрастала дочь…
Так прожили мы с мужем восемнадцать лет. Но вот однажды к Николаю по делу зашел приятель. Мужа не было дома, и я попросила обождать. Виктор, так звали этого человека, примостился на краешке кресла. Маленького росточка, в обтрепанной курточке и в смешной черной вязаной шапочке, он выглядел нелепо среди царственной роскоши нашей квартиры.
Я посмотрела в его глаза и… пропала. Роднее глаз я за всю свою жизнь никогда не видела.
Не буду утомлять вас подробностями того, как развивались наши отношения. Наверное, у всех это бывает одинаково. Или почти одинаково. Мы улучали любую минутку, чтобы встретиться, а иногда он звонил мне из ближайшего телефона автомата. Просто, чтобы услышать мой голос. Все словно закружилось в каком-то бешеном водовороте, и я, понимая, что лечу в какую-то сладкую пропасть, уже не могла остановиться.
Как это ни странно, мы с Виктором пока еще не были близки. Подтолкнул меня к этому один случай. Конечно же, я знала, что Николай гуляет направо и налево. Но чтобы приводить своих женщин в дом, такого еще не было. Я застукала его в собственной спальне, когда случайно раньше пришла с работы. И это было омерзительно! Девица, побледнев, схватила свою одежду и убежала, а Николай, как всегда попытался сделать вид, будто ничего страшного не произошло. В ярости я крушила дорогую мебель и до сих пор не понимаю, как у меня хватило сил выбросить через окно журнальный столик…
Мы стали с Виктором единым целым: одинаково дышали, чувствовали, думали, но все еще боялись сказать всем про свои отношения. Естественно, про нас донесли. Как я узнала через много лет, это была моя лучшая подруга…
Вернувшись домой, я застала Николая, готовящегося к жесткому разговору с неверной женой.
Он ожидал оправданий, слез раскаяния, мольбы. Не знаю, что на меня нашло, но я повернулась к нему и твердо сказала:
—Да, это правда. Я люблю Виктора и жду от него ребенка. А с тобой, Коля, наша жизнь закончилась.
Я понимала, что раз и навсегда перечеркиваю все прошлое. И как же я была этому рада!
Николай тогда уже занес было руку, но осекся, как-то сгорбился, и пошел на кухню. Долго сидел там, а потом будничным таким тоном сказал:
— Иди, картошечки-то хоть поешь…». И мы вместе с ним стали есть эту картошку.
Дальше был нудный процесс в судах, непонимание дочери, которая из-за наших разборок бросила институт и уехала работать за границу – тогда это было массовым явлением. Мне только исполнилось сорок, я переезжала в однокомнатную квартирку с жалкими копейками в кармане, взяв из того дома только свои вещи. Но я была счастлива. Ведь у меня был мой Витя!
Хотела ли я за него замуж? Слукавлю, если скажу, что нет. Но он был женат, дети… На что я могла рассчитывать?
И все-таки, втайне даже от самой себя ждала от него поступка. Я знала, что и в его семье неладно. Только вот поступка так и не дождалась, поэтому не решилась на большее, а после операции получила заражение и неделю реанимации.
Виктор переживал, плакал, каждый день ходил ко мне в больницу. А когда я выздоровела, снова стал захаживать ко мне, как ни в чем не бывало.
— Солнышко, мы обязательно будем вместе, — обещал он мне. — Дай только немного развернуться. И детей обязательно заведем. Веришь?
Какие уж тут наследники… Хватит… Я понимала, что ему нелегко вот так бросить все, да и не настаивала, смирившись с ролью «второй жены». В конце концов, какая разница? Мы же все равно вместе.
Но была еще та семья, в которую он каждый раз уходил. И каждый раз сердце мое сжималось: я представляла, как мой любимый приходит домой, ужинает, ложится с ней. С другой стороны, какое я имела право упрекать его в этом? Я – это та, которую его жена, не задумываясь, побила бы, как гадюку.
Она знала о нас, но и не думала разводиться, только расписывала мою дверь всякими непристойностями и подкарауливала у подъезда, чтобы вцепиться в волосы. Иногда ей это удавалось… Из-за нее мне даже пришлось поменять номер телефона.
Через несколько лет Виктор сильно заболел.
— Он в больнице, в тяжелом состоянии, — донесся из телефонной трубки почти уже забытый голос Марии. – Сока просил принести…
Конечно же, я помчалась к нему. И держала его за руку, молясь дать ему сил. Именно тогда я поняла, что, кроме меня, о нем некому позаботиться. Просто так, чисто по-женски, и что Марии удобна ситуация, когда я вместе с ее мужем выбираю ему одежду, стираю его белье, глажу рубашки и делаю ему еду на работу. И что ей нужен не он сам, а деньги, которые он приносит и, может быть, статус замужней женщины. А все остальные заботы мои – не зря же она позвонила, когда с ним случилась беда.
Долго, очень долго, я выхаживала Виктора, а после, перевезла его к себе. Целых две недели нас никто не беспокоил, пока в телефонной трубке снова не раздался голос Марии:
— Попользовалась? Передай ему, чтобы домой шел. Хватит уже, нагостевался.
Я еще пыталась осознать смысл этих слов, но Виктор заторопился. Бледный, совсем еще слабый, он пытался, но никак не мог надеть рубашку. Да, он торопился к своей семье. Настоящей.
Шли годы, мы по-прежнему жили «втроем» — я, он и она. Его дочери выходили замуж, разводились и снова выходили, а я тщательно отглаживала его костюмы к предстоящим свадьбам и просила пить там поменьше. Он же украдкой звонил мне и говорил, что любит.
Потом он еще не раз болел, и я снова и снова вытаскивала его из болезней. Впрочем, я вытаскивала их из всех проблем, и особенно отчаянно боролась с его пристрастием к крепким напиткам, которая постепенно из легкой увлечения переросла в тяжелую. Мне было сложно с ним, но и как быть без него я помыслить не могла.
Он стал приходить реже, наверное, наши отношения тоже стали его тяготить. Или просто шестьдесят все-таки стукнуло. А в выходные у него всегда находились неотложные дела: то дочь из аэропорта встретить, то зятю с машиной помочь, то внучку в зоопарк сводить. И этих дел, в конце концов, стало так много, что в один прекрасный день я с ужасом осознала, что его нет рядом со мной, что та, вторая семья, для него важней и, может быть, дороже. Вспомнились мои одинокие праздники. И то, как его Мария ломилась в мою дверь, а он испуганно жался в углу, даже не пытаясь меня защитить, как сама перекрашивала дверь… Он же делал вид, что это его не касается. Ну, подумаешь, две бабы поссорились.
Когда мы виделись в последний раз, он сказал мне: «Не ты, и не она – найду себе третью». Я смотрела, как он, упираясь, пытается поднять тяжеленный чемодан со своей одеждой и удивлялась. Как же я раньше не замечала, как мелок этот человек и как низка его душа?
— Может, все-таки передумаешь, — спросил тогда он. И в глазах его было что-то собачье.
— Не передумаю, Витя, — сказала я, и сама удивилась твердости своего голоса. – Ты забрал у меня целых двадцать лет.
— Ну, как знаешь, — он еще немного потоптался у двери и с силой ударил в зеркальную дверцу шкафа. Зеркало пересекла кривая трещина – точно такая же, какая пересекла и мою судьбу. А потом была тишина, и только чья то маленькая душа укоризненно смотрела на меня откуда-то сверху…
Вот рассказала все вам и словно душу облегчила. После нашего расставания я больше никогда не видела Виктора. А его, оказывается, через месяц не стало – курил на даче в постели пьяный. Ну и загорелось все.
Об этом я узнала от общих знакомых. Купила букет искусственный, поехала искать… Да так и не нашла…
Его уже нет. А я живу. Но так до конца и не поняла: это были двадцать или все-таки двадцать счастливых лет?
С уважением, Надежда.