Я всегда стремилась уехать за границу поработать. Изначально нацеливалась на Германию. Года два я совершенствовала язык, а когда поняла, что готова разговаривать с местными, обратилась в агентство по подбору персонала в Германии. Было мне тогда 24 года.
Не буду сейчас расписывать всю кухню подготовки документов, это тема другого разговора. Да и времени прошло прилично, почти 5 лет.
Помню, когда уезжала, то, нарисовала себе очень четкую картину будущей работы. Милые хозяева, для которых я как сестра или старшая дочь, приятные прогулки по парку с чистенькими прелестными карапузиками, совместные пикники, путешествия. Просто моя знакомая так работала в Португалии. Это сейчас я понимаю, что ей просто повезло.
И никак до меня не доходило, что еду выполнять работу, причем работу тяжелую и не престижную по их меркам.
Работа была в Берлине, правда, в частном секторе. У кого буду работать узнала только на месте. Представитель агентства мне просто адрес и помахал ручкой. Даже не объяснил, как доехать. Благо, немецким владела, добралась.
Знакомство.
Хозяева, если честно, мне сразу не понравились. Он — такой упитанный бюргер с розовыми щечками и ласнящимися губками, она — блеклая костистая немка лет тридцати пяти, со сладко-уксусной улыбкой. А я-то при прическе, макияже, в новом дорогом костюме.
Смотрят они на меня так оценивающе: она завистливо, а он с интересом.
Ладно, обменялись приветствиями, они меня в дом уже зовут. Гостиная чистенькая, но тоже какая-то блеклая, как и ее хозяйка. И тут вижу, дергать ее как-то начинает. А чего волнуется, понять не могу. Через минуту в гостиную, чинно вводят трех «киндеров». Почему трех? Договаривались же на двоих! Самому маленькому два года, девочке — семь, а старшему, тринадцать. Нянька ему нужна! Ха!
Говорим, естественно, по-немецки, но я и трети не понимаю, несмотря на свой уровень.
Кое-как доходит, что дети поднимаются в шесть утра, что я должна готовить им завтрак, затем кормить, старших отправлять в школу, а весь день с младшим: кормить, гулять два раза в день, развлекать, развивать, в общем, полноценная мамка.
Кроме того, требовалось стирать детское белье, раз в неделю помогать в уборке по дому. Плюс, когда хозяйка попросит — ездить с нею в магазин. В контракте это не было оговорено. Но приходится согласно кивать — не ехать же домой.
Поговорили мы так, поговорили — и тут хозяйка предлагает перекусить. А у меня давно уже кишки марш играют. Ну, думаю, хоть поем по-человечески: немецких колбасок, картошечки. Выносит хозяйка подносик, а на нем кофейник и тонюсенькие бутерброды с сыром. Правда, они очень скоро кончились.
И началась моя работа. Эта фрау Флезель мамашей оказалась строгой, но на меня ее права не распространялись. Поэтому «милых детишек» разрешалось разве что ласково увещевать и следить, чтобы они не испачкались, и не ушиблись.
С малышом Эрки было попроще. Лез, конечно, как все дети, во все лужи, мучил играми, засыпал только со светом. С семилетней Анхен было сложнее — во время наших прогулок она никак не могла понять, что больше той суммы, которую выдала на развлечения ее мамаша, я потратить не могу.
В отместку она обзывала меня жадиной и убегала. И когда я уже честно готовилась грохнуться в обморок на негостеприимной для меня немецкой земле, неожиданно появлялась, с роковой страстью бросаясь мне на шею, шепча, что я — самая хорошая. Мне кажется, что свою суровую, вечно чем-то недовольную мать она просто боялась.
Но самым «тяжелым» был тринадцатилетний Руди. Статуса моего, как воспитателя, он вообще не признавал, и, когда я утром кормила детей завтраком, мог, например, в кашу вылить сок, набросать туда булки, а потом с невинным видом сказать разъяренной фрау Флезель, что «эта русская» кормит его непонятной едой. Мол, так у себя, они, наверное, кормят медведей. Иногда мне кажется, что в глубине души, фрау Флезель верила всей этой чепухе…
Фрау Флезель — вообще отдельный разговор. За все время моего пребывания под ее кровом, я так и не смогла понять, чем занимается эта женщина. Хотя в ее распоряжении была прекрасная кухня со всякими наворотами, семья питалась в основном полуфабрикатами.
Остальное время она пила чай с подругами-соседками, смотрела сериалы, загорала в шезлонге и пилила мужа. Правда, супруг целыми днями пропадал на работе, а меня, видимо, по привычке, называл «Наташей». Вряд ли я в его жизни значила больше, чем муха, случайно залетевшая в окно, но фрау Флезель всегда была настороже и подозрительно наблюдала за нашим весьма скупым общением.
А тут я еще заметила, что с каждым днем работы мне все прибавляется.
Сначала речь шла только о детских постирушках, затем я стала замечать, что в груде белья постепенно появляется все больше ее шмоток и мужа. Потом вместо одного дня уборки появилось еще понятие «вытереть пыль», которое заключалось во влажной уборке жилых комнат. Бунтовать было бесполезно…
Через три месяца такой жизни я представляла собой измученное, полуголодное (меня кормили, но пищи в доме было впритык, практически на меня не хватало), с кругами от вечного недосыпания существо. Женихов (а какая же женщина за границей не думает об этом?) на горизонте не маячило. Был, правда, один, сосед, так он мне в дедушки годился. Учиться? Там это дорого, да и когда? Если чего и изучила, так это поварскую книгу. Вот так-то.
Подумала я, подумала — да и рванула домой. Всего проработала 4 месяца, 5 дней и 3 часа. Запомнила эти цифры на всю жизнь. Пусть в долгах, как в шелках, но без этого «ихнего» счастья.