Оккупация
В предвоенные годы жила в деревне на Брестчине одна семья. Мать – Устинья, отец — Федор. И четверо их детей: Коля, Гриша, Настя и Валюшка. Справная семья, работящая. Звали их в поселки «Дики». Не оттого, что лютые, а просто, как это в деревнях принято, по фамилии, – Диковичи.
Когда началась война, старший сын Диков на фронт ушел, отец семейства Федор — в партизаны подался, а мать с тремя ребятам дома осталась горевать.
Под немцем тяжело жилось. Голодно и холодно. Сельчане затаились, каждый за своим забором, и только слухи, один страшнее другого, бродили из двора во двор: то парня «из партизан» в соседней деревне повесили, то расстреляли кого-то, то хату чью-то сожгли.
Особенно досаждал сельчанам один мужик по прозвищу Бирюк. Фамилия-то его Бирюков была, а на самом деле бирюк бирюком. Нелюдимый, злой и жадный – снега в зиму не допросишься. До войны тихо жил, угрюмо, хозяйство держал большое и люто ненавидел новую власть. Но виду не показывал. Зато, как пришли фашисты, напялил белую повязку полицая.
И стал лютовать этот Бирюк, да так, что если шел по улице, то люди опускали глаза – его ненавидели и боялись. И было за что: он мог забрать хоть корову, хоть курицу, не побрезговал даже серьгами одинокой вдовы, а когда та стала защищаться, избил ее сильно. А за околицей постоянно раздавались выстрелы – это казнили по наводке Бирюка тех, кто ему не угодил. Но он мог и сам пристрелить.
Не только в селе разбойничал Бирюк. Рядом было еврейское местечко. Говорили, безжалостно грабил он живых, а у убитых вырывал золотые зубы. Золото вообще было его страстью – он собирался хорошо жить «при новом порядке» и спешил воспользоваться моментом.
Единственно, кого боялся Бирюк – это партизаны. А они порядком досаждали немцам своими вылазками. Но однажды, во время одной операции, напоролся отряд на большую группу захватчиков. Силы были не равны, поэтому пришлось отступать с боем. В той перестрелке и погиб Федор – старший из Диков. И тело его, против обыкновения, забрать партизанам с собой не удалось.
Привезли его в село на опознание. Согнали всех.
— Мама, — не говори ничего о бате, — шепотом просила старшая дочка Устинью.
— Не буду, доченька, — говорила она, пряча трясущиеся руки в рукава кофты. – Нельзя нам говорить, побьют всех…
Но тут появился Бирюк:
— Да это же старший Дик, подлюка, — сказал он и, угодливо кланяясь подошел к лощеному немецкому офицеру, что-то говоря и указывая рукой на семью погибшего, которая стояла тут же, опустив глаза.
Молчаливые селяне скорбно наблюдали, как выводят из толпы всех Диков: худенькую счерневшую женщину, двух подростков и маленькую девочку. За околицу их вел Бирюк и двое скучающих солдат. Прозвучали выстрелы…
Сын
Но на этом история не закончилась. Был у Бирюка сын Семен. Единственный. Лет пятнадцать ему тогда было. Не раз батя ховал при нем в лесу награбленное еврейское золотишко. И приговаривал: «Запоминай, сынок. Мне не пригодится —т ебе достанется. Человеком заживешь!».
Семен все примечал и запоминал.
Когда Диков повели в лес, стало ему страшно, но и интересно. Прокрался он огородами и залег под кустом неподалеку.
Видел, как идут Дики на казнь, а мать несет плачущую младшую девочку на руках. Потом раздались крики и полный муки голос матери: «Проклинаю тебя, Бирюк! Не будет жизни ни тебе, ни твоим потомкам до последнего колена!». И все стихло.
Семен, лежа под кустом, слышал эти слова и вернулся домой, трясясь от страха. Неделю был не в себе, но отец, ухмыляясь, сказал:
— Да перестань ты трястись. Что тебе слова глупой бабы?
Но недолго радовался Бирюк. Не прошло и года, как советские войска освободили деревню. Хотел Бирюк уехать с немцами, да не взяли его — выкинули из машины.
А потом уже сами сельчане – с вилами и косами — скрутили ненавистного Бирюка.
Приговор был суров – расстрел. Семью не трогали, но ненавидяще плевали вслед.
Бирюкова вдова помучилась-помучилась, да и уехала с сыном Семеном в другой поселок, подальше от тех, кто помнит и ненавидит ее мужа. Там новую жизнь начали. Документы сказали, что утеряны, фамилию другую назвали. В неразберихе сошло, и стал Бирюков Семен не сыном полицая, а сыном погибшего партизана.
Он, как и его отец, ненавидел Советскую власть, но вступил в комсомол и даже отслужил в армии. Надо было быть как все, ничем не выдавая своей выглядеть, как все. И жить, как все, по возможности выбившись в люди.
Время шло. Семен закончил курсы бухгалтеров, и возглавил районную потребкооперацию. Женился поздно, но уже в возрасте родил двоих детей – сына Александра и дочь Наталью. Жил скромно, но умел крутиться, поэтому деньги так и липли к его рукам.
Про схрон с золотом тоже помнил – однажды даже тайком наведался в те места и убедился, что все на месте. Взял немного себе, да только не те времена были, чтобы золотишком торговать.
Зато в девяностые уже вовсю воспользовался «батькиным наследством», да еще и свою операцию провел по разграблению кооператорской кассы. И все сошло ему с рук.
Так Семен Григорьевич стал владельцем крупной торговой фирмы, уважаемым бизнесменом и даже благотворителем. Да нет, не из-за доброты своей. Всю жизнь его преследовало проклятие Диков, всю жизнь старался откупиться хоть чем.
Но дети росли умненькими, красивыми. Получили высшее образование, в кампании отцовской стали работать. И небезуспешно. Одно огорчало: личную жизнь никак не могли устроить: Саша женился, да развелся, а бывшая с сыном на ПМЖ укатила в Англию. Потом еще три раза женился, да сколько «неофициальных жен» у него побывало!
А Наталья так и вовсе замуж не выходила. Красавица, ухоженная, весь мир объездила, а все одна. Правда, дочку родила. Но Семен большого рода хотел, крепкого. А того внука, «французского», видел только один раз, да и то много лет назад.
Тут еще известие подкосило – внучка, которая училась за границей, погибла от передозозировки. В восемнадцать лет…
Где продолжение рода?
Он прожил долгую жизнь, последние годы – вдовцом. И к старости стал набожен. «Господи, помоги моим деткам, не обижай их», — молил он перед образами в своей роскошной спальне огромного коттеджа. Но что-то темное, страшное стояло за ним, вызывая дрожь в коленках и заставляя замирать сердце. Проклятие Диков камнем висело на шее, а ничего уже сделать было нельзя
Пере самым концом Семен Григорьевич не выдержал и рассказал обо всем детям.
— Ну ты, отец, как маленький, — беспечно улыбнулся Александр. – Веришь во всякую ерунду. Зато дед вон каким был предусмотрительным – многое нам оставил. Живем теперь не как быдло, а как люди. Но и ты тоже молодец!
А Наталья просто не поверила, хотя тоже прекрасно знала, откуда взялось это богатство. Но ей и не до того было – у нее как раз в жизни нарисовался очередной кавалер, которым были заняты все ее мысли.
Внуки
Оставшись без отца, Александр и Наталья стали совладельцами фирмы. Дела шли хорошо, но только личного счастья не было. Сменив к тому времени девятую «жену», Александр пребывал в депрессии и очередном запое. Наталья возила его по больницам, но даже за границей помочь ему не могли. В одну из темных ночей допился брат до белой горячки и выстрелил в себя из охотничьего ружья. А очередная пассия его сбежала, прихватив денежки и драгоценности.
Оплакав брата, Наталья – яркая и блестящая — стала хиреть. Казалось, она и по дочери так не плакала.
Уже не было былого блеска в глазах, да и возраст подошел, как ни ходи к косметологу. А потом врачи еще серьезную болячку обнаружили – не до кавалеров стало. Вроде, все в жизни есть, а здоровья нет. И счастья нет. Единственная отрада – выпить чего-нибудь покрепче. Естественно, из заморской бутылки с элегантной наклейкой.
— Нельзя вам пить, — уговаривала домработница Надежда. – Опасно для вас это, смертельно!
— Не твое дело, — отмахивалась Наталья, — вот поеду в Германию, там и вылечат.
Но на душе все равно было безысходно. Она даже к гадалке сходила – самой именитой в городе.
— Проклятие на тебе, милая, сказала та. — И, словно испугавшись, быстро сказала:
— Ты иди, иди отсюда. И денег не надо.
Наталья онемела: неужели, все правда, что говорил отец перед смертью? Неужели, проклятие настигает их по очереди?
Удрученная, она вернулась домой.
— А вы узнайте, может, кто из семьи этой остался, — посоветовала домработница, которая знала обо всем. – Повинитесь, попросите прощения за деда. Может, душа и очистится.
И Наталья стала искать потомков Диковичей, но нашла не их, а старшего сына семьи — Николая, который в пору тех страшных давних событий воевал на фронте. Ему было уже за девяносто. Жил Николай в той же деревни, по слухам, имел много внуков и правнуков.
Она решила к нему поехать. Собрала корзину с экзотическими фруктами и спиртным, добавила денег, правда, долго думала, как не переплатить. В какой-то момент женщина уверилась, что вот простит ее старший сын Диков, и снова заживет она, как прежде.
Во дворе добротного дома ее встретил крепкий старик с ясными проницательными глазами. Но в дом не пригласил.
— Простить? А за что мне вас прощать? Вы же не виноваты, что дед ваш так поступил, — сказал он беззлобно. — Не на вас вина, а на нем. А вот его, когда пришел с фронта, если бы встретил — рука бы не дрогнула.
А вас мне наказывать не за что. Тяжело было в войну и после. А потом жил я хорошо — со своей супругой и детками. Вон, уже правнуков у меня двенадцать…
Пойдем, отец, в дом – застудишься, — на порог, с курткой в руках, вышла немолодая женщина. — Ну хоть накинь теплое-то… —
Заботливо сказала она.
— А подарки… Пролепетала Наталья, неловко суя корзину.
— А не надо мне ваших фруктов и денег. Всего хватает, а яблочко я и со своего сада съем — отрезал старик, поворачиваясь, чтобы уйти в дом.
Назад Наталья ехала в смятении духа. «Ничего ему не нужно. Жизнь он хорошо прожил, видите ли…», — со злостью думала она.
Ей вспомнился застрелившийся по пьяни брат, погибшая от наркотиков дочь, своя болячка, которая беспрестанно ныла, напоминая о себе… Ей было завидно на эту чужую, хорошую жизнь. Жизнь быдла, которое ни разу не было даже в каком Мухосранске, не то что в Париже. А, получается, оказалось счастливее ее, Натальи.
После этого Наталья слегла. Но пить не перестала. Так и сгорела в пьяном угаре от страшной болезни, которая не щадит ни бедных, ни богатых.
Домработница ее досмотрела. За деньги. А больше и некому было.
Когда пришла пора вступать в наследство, наследников не оказалось. Единственного правнука полицая, который погубил столько невинных людей, тоже не было уже на свете.
А проклятие… Кто знает, может, оно сработало, а может, потомки сам себя наказали. Кто знает…
Все это истинная правда, хотя сначала даже трудно поверить, что такое бывает.
Историю пересказала Елена Шумарова.