Анна Ивановна вышла из поликлиники в хорошем настроении и, как всегда, шустренько, пошла в сторону дома. Ей было радостно, от того, что угроза серьезной болезни, которая висела над ней в последние месяцы, миновала. «Анализы у вас хорошие», — звучали в голове ободряющие слова врача. А это означало, что можно жить по-прежнему и даже свозить наконец-то внука Дениску на обещанное море.
Она давно уже жила одна, но одиночества не ощущала. Во-первых, была семья замужней дочери, во-вторых, любимые подруги, а в третьих, —небольшая подработка к пенсии, с теплым и приятным коллективом. Да и сама Анна Ивановна была еще хоть куда: статная, быстрая в движениях, розовощекая. Она до сих пор любила красиво одеться, а ее серые, по-доброму глядящие на мир глаза все еще способны были выстрелить прямо в сердце заинтересованному в женском внимании мужчине.
— Мы тебя, мать, еще замуж выдадим, — смеялась дочь, любуясь тем, как Анна Ивановна примеряет новую белую блузку так идущую к ее темным волосам.
— Да кому я нужна… пенсионерка, — отмахивалась она. – Дениску, вон, поднимать надо, а там, глядишь, еще и внучку мне родите…
Но, говоря так, лукавила Анна Ивановна. Был у нее кандидат в мужья – вдовый мужчина, сам вырастивший двоих сыновей. Серьезный, порядочный, да только блеклый какой-то. Всю жизнь Алексей с неба звезд не хватал, ничего особо не нажил, а что было – и то сыновьям раздал. Хваткую, бойкую на язычок Аннушку он откровенно побаивался, но вниманием своим не оставлял. Анна Ивановна знала, что нравится Алексею, но как-то не торопилась ответить взаимностью. Все словно ждала чего-то. Или кого-то…
Шустро перебежав трамвайные пути, она свернула в тесный скверик неподалеку от дома и плюхнулась на по-весеннему еще холодную лавочку.
В скверике было тихо и почти безлюдно: парочка мамаш с колясками, солидная тетенька с собачкой на поводке. Внимание Анна Ивановны привлек интересного вида «месье», который, потягивая пиво, слушал птиц и отрешенно наслаждался весной. Ей даже стало интересно, кто этот немолодой мужчина. Профессор? Академик? А может, киноактер? Жизнь все-таки пресновата, а тут «Булонский лес,» интересный джентльмен в ярком, по- французски повязанном кашне и с львиной гривой разметавшихся на ветру волос.
– Мадам, не смотрите на меня так, — незнакомец нарушил молчание только минут десять спустя.
– Это еще почему? – Анна Ивановна была настроена кокетливо.
– Это потому, что я, как говорит мой сын, э-э… лузер, то бишь, неудачник. – поморщился мужчина, пересаживаясь на лавочку Анна Ивановны.— Вот. Не верите?
– Ну, не наговаривайте на себя. Я же вижу – солидный мужчина, который может позволить себе утром в парке посидеть… – она покосилась на бутылку в его руках, и ее кокетливый настрой несколько улетучился: «Знаем мы этих артистов алкоголиков…».
– Нет, лузер! – яростно возразил незнакомец.
— Меня, кстати, Михаилом зовут… Вот сейчас многие женщины и в газетах пишут, и в Интернет, мол, я такая хорошая, а осталась одна. Кто в сорок, а кто и в пятьдесят. И жалуются. А мужику куда, скажите, пожаловаться? Тоже письмо куда-нибудь написать?
— А ваша жена… — осторожно спросила Анна Ивановна.
— Не думайте, — Михаил вскочил с лавочки и нервно зашагал рядом.
– Я не вдовец, но жена для меня словно нет на этом свете. Ушла, стерва, к другому. И это через двадцать четыре года совместной жизни! Любовь у нее, видите ли, случилась? Скоро бабушкой станет, а все туда же.
Мне казалось, куда она денется? Я же дослужился до заместителя генерального – вот так! Ну и привилегии соответствующие. Дом отгрохал, машина опять-таки хорошая, женщина приходила убрать-приготовить. Одевал ее все жизнь, как куклу. Хочешь шубку? На! Новые сережки? На! А она, дура такая, как уходила, все добро свое оставила. Побрезговала, значит.
А чего брезговать? Все честно нажито. И не обижал я ее никогда. Ну, прикрикну иногда – так для ее же пользы, ну «налево» схожу, так с кем не бывает. Работа мне еще ее не нравилась. Музейный работник! Да кто за такие копейки пашет? Она у меня терпеливая… была. А потом как с цепи сорвалась: «Я так больше не могу, ухожу».
Ушла, и знаете, куда? К хмырю какому-то, в «хрущобу» с его бабкой на общей кухне… «Мне с ним, — сказала, — легко дышится». Ну и дыши себе!
Потом сын уехал. Сказал, в Москве есть то, что ему нужно – давно хотел дизайном заниматься. Разве рисунками какими-то на жизнь заработаешь? Закончил бы техникум у нас потом, глядишь, и в институт бы на заочное поступил. Все же лучше чем в общаге или на съемной квартире жить. Я, конечно, не выдержал, схватил его за грудки, помню, при девушке его это было. Пригрозил, что ни копейки не дам, если уедет. А он уехал. И сказал, что ему ничего не надо. Что я собственник, и если бы мог – кандалы на них с мамой надевал. А я же о них заботился, как положено, что я плохого им сделал?
– Забота бывает разная, – Анна Ивановна все еще пыталась поддерживать разговор, который ей переставал нравиться. Но Михаил явно хотел выговориться и почти не обращал на нее внимания.
– …И когда Олька к другому ушла, я сначала злился, все ждал, когда вернется. А потом мне тоскливо стало. Маялся один, без сына, без жены. И сейчас маюсь. Думаете, чего я тут на скамеечке сижу? Потому что идти мне некуда! Пенсионер я. Отправили с почестями. За углом машина моя стоит, новая, дорогая. В доме есть все, а идти некуда. Приехал вот сына проведать – работает уже, женился. А я и не знал!
Встретил он меня холодно, разговора по душам не получилось. Денег от меня не принял, от протекции и знакомств моих отказался… Не нужен я ему, совсем! И никому теперь не нужен.
Вы, наверное, думаете: дурак человек – верни жену, попроси прощения, а если не можешь – познакомься с кем-нибудь. Человек видный, состоятельный, заслуженный. Но только не простит меня Оля, особенно за то, что перед ее уходом любовницу я завел молодую. Открыто завел, ничего не боялся. Да и живет она со своим, этим, хорошо. Я знаю, сам проверял.
— Женщин на свете много — озадаченно сказала Анна Ивановна.— Найдете себе еще, какие ваши годы.
Ага, сейчас! – Незнакомец отхлебнул из своей бутылки еще пива и продолжил:
— Я молодым кошелкам разве нужен? Им деньги мои нужны. Раз-другой в ресторан сводишь, сделаешь свое мужское дело — сразу подарков ждут. А без подарков, ясен пень, прости-прощай. Одно слово – «папик». Дамочки постарше тоже не отстают, все хотят чего-то урвать, выгадать. А такую, как Ольга, попробуй найди…
Анне Ивановне не хотелось его переубеждать или обнадеживать. Ей стало противно: человек захлебывался в собственной жизни и тонул как раз тогда, когда стоило вынырнуть – и над водой его ждал долгожданный глоток свежего воздуха. Ему он был нужен не меньше, чем его бывшей жене, чем сыну… И все, кроме него, смогли сделать пару рывков к поверхности, пару сильных движений во спасение собственной жизни. А этот, вроде бы сильный и уверенный в себе, не смог.
– Так вам… жаль меня? – с интересом спросил Михаил.
– Ну да… – не совсем искренне подтвердила Анна Ивановна.
– А нечего меня жалеть! – захохотал он во все горло. – Я еще огого! Не инвалид, не развалина… Вот пойду сейчас и любую окручу. И, думаете, не побежит, не станет в глаза преданно смотреть, чтобы колечко какое купил или на отдых свозил? Эй, — вежливость его вмиг куда-то испарилась, — а ты не хочешь со мной в Египет махнуть? Я серьезно…
— Не хочу! И это тоже серьезно, — ответила Анна Ивановна, поднимаясь со скамейки.
— Тоже мне, страдалец выискался! Рада за твоих жену и сына –правильно они сделали, что ушли и знать тебя не знают. Загнобил ты их и ничегошеньки в жизни не понял.
— Жаль, — сказал он.
– Мне показалось, что я тебе понравился. Хотя, зачем мне старая вешалка, я себе и помоложе найду.
Он легко вскочил и, словно танцуя, помчался по аллейке. Полы его длинного пижонского плаща развевались, белый атласный шарфик крыльями трепетал за спиной. Анна Ивановна смотрела ему вслед и уже искренне жалела его. А потом, спохватившись, достала телефон и набрала знакомый номер:
— Алексей? Ты звал меня сегодня на прогулку. Так я согласна…
Елена Шумарова