Этой осенью я, наконец, выбралась съездить к подруге в гости. Давно меня к себе приглашала, говорила, что надо чаще видеться пока силы на дорогу есть. Живет она в соседней области, а по возрасту мы ровесницы — обеим 60 с хвостиком.
В поезде моими соседями по купе были средних лет супружеская пара, люди спокойные. А через пару станций на боковые места сели еще двое парень и девушка. Вот от кого было много шума, пока они устраивались! Девушка достала грушу, звучно откусила и улыбнулась, брызгая соком. Парень подал ей платок и тихо шепнул: «Ну что ж ты, Олька, как замарашка…».
Я услышала это, и прямо сердце у меня зашлось. Вспомнилось, как много лет назад я сидела на скамейке возле заводской проходной и ела яблоко, поджидая пока закончиться смена и выйдет моя мать. Но первыми через проходную вышли два инженера, их к нам прислали новые станки налаживать. Я подавилась яблоком, закашлялась, а один из них засмеялся так ласково и сказал: «Яблоко надо ножом на маленькие кусочки резать, девушка!». Звали его Семеном, из-за этого яблока мы и познакомились. А потом полюбили друг друга.
Он видным парнем был волосы густые каштановые, а глаза синие. И красиво умел ухаживать, все слова мне разные хорошие говорил, называл «моя Варюшка».
Отца своего я не помню, ушел от нас, когда я совсем маленькой была. Мать же моя много работала, часто болела, а когда человеку тяжело живется, ему не до ласковости.
Мама нашим отношениями не препятствовала, но и радости особой не проявляла чем-то Семен ей не нравился. А однажды вернулась домой с завода Семен тогда у нас был, мы чай пили и как накинется на меня: «Ты знаешь, с кем связалась?! Люди мне сказали, что он женат!»
И выгнала Семена. Я сплетням не поверила мало ли что наговорят побежала за ним. Но Сема подтвердил: «Да, Варюшка, женат. А женился из жалости, на девушке, которая сильно больна. Врачи говорят, ей мало времени осталось. Вот я скоро домой уеду. Побуду с ней до самого конца, отдам долг мужа, и вернусь за тобой, поженимся. Полюбил тебя, да и не хочу всю жизнь вдовцом оставаться».
Не знаю, как другая бы на моем месте поступила, а я еще сильнее Семена любить стала. После того разговора я у него ночевать осталась. И вообще мы больше не расставались до самого его отъезда.
Потом мне, конечно, тяжело пришлось. Особенно, когда оказалось, что я беременна. «Стыда у тебя нет польстилась на чужого мужа», выговаривала мать, косясь на мой растущий живот, а я молчала. Сына моего, Алешку, с рождения стали байстрюком называть. Но хуже всего были «жалостливые» разговоры: «Бросил он тебя, Варя. Не жди ты его устраивай свою судьбу».
Никто не верил, что Семен за мной вернется, никто! И я стала их всех ненавидеть, и сына ненависти учила. Качаю его на руках и напеваю: «Вот скоро папа за нами приедет, тогда мы им всем покажем!»
Ждала я своего милого и в дождь, и в снегопад. День прошел хорошо, значит, на один меньше наша разлука стала. Час прошел хорошо; минута прошла хорошо.
А то, что Семен за нами не ехал, я объясняла просто: жена его, видно, еще жива. Однажды я даже поймала себя на мысли, что желаю ей скорейшей кончины. Я понимала, что это большой грех, но остановиться не могла. Ездила, атеистка и комсомолка, за 12 км в деревенскую церквушку, грешные мысли замаливала. А все равно скороговоркой звучало: «Хоть бы она скорее того…».
Но однажды к нам на завод одна девушка пришла, Семена разыскивала. Говорила, что обещал Семен на ней жениться, как жена его помрет. Она знала, что Семен на нашем заводе станки налаживал, и вот решила, что тут ей скажут его адрес.
Что со мной было, вам и не передать! Три месяца пролежала на кровати, глядя в потолок, все глаза выплакала. Потом собрала сына, попрощалась с матерью и уехала в другой город начинать жизнь заново.
Окончила техникум, нашла хорошую работу, получила квартиру, женила сына, дождалась внука все это в моей жизни было. А чего в ней не было, так это чувств. Весь жар своего сердца, горячую любовь, отчаянную надежду, горькую тоску и лютую ненависть я прожила в юности, и видно, перегорело мое сердце раз и навсегда.
Пока я все это вспоминала, мои попутчики успели перезнакомиться и завели какой-то разговор. Прислушавшись, я поняла, что не слишком веселый. «Кого хоронить едете?» — спросила парня женщина. Я глянула действительно на руке у него черная повязка, девушка в черном платье… «Бабушку, ответил парень. Вот венки везем. Нас отец с дедом обещали на вокзале встретить».
Через час ребята стали прощаться, а я вышла следом за ними, чтобы хоть немного передохнуть от духоты. Стоя в тесном тамбуре, я машинально наблюдала, как парень, шагнув на перрон, бережно обнимает седого, как лунь, но все еще крепкого старика. Я пригляделась повнимательнее: «Семен! Как же я не догадалась, что еду с его внуком таким же, как и он когда-то голубоглазым, с каштановой копной волос. В некотором роде с моим родственником…».
Вскоре поезд тронулся, и Семен со своим семейством исчезли из виду. Но я еще долго стояла в тамбуре, шептала: «Видно не раз ты, Семочка, заочно свою жену хоронил, и я, дура наивная, смерти ее желала. А Бог ей еще 40 лет жизни отмерил! Вот только была ли она с тобой счастлива?!».
На секунду мелькнула шальная мысль: «Я одна, он теперь уже вдовец. Может…». Вспомнилось, как любила его, обманщика, как страдала, как ненавидела. «Пустое», одернула я себя. И тихо заплакала, с облегчением поняв, что навсегда освободилась от него.