Аллу Викентьевну считали человеком легким. Худенькая, невысокого росточка, она смотрела на мир немного наивными голубыми глазами, без вопросов делилась последним и держала у себя трех кошек-подобрашек, которые и составляли ее семью.
Всю жизнь она преподавала математику в ВУЗе, поздно вышла на пенсию, а потом, неожиданно для себя, обрела вкус к свободному времяпровождению.
В свои шестьдесят пять Алла Викентьевна была подвижна, легка на подъем и имела множество подруг и приятельниц. Но самая любимая и дорогая – Людмила Павловна, Людочка, с которой они познакомились год назад в парикмахерской. И кто бы сказал, что утонченная, вся воздушная и начитанная Алла Викентьевна, так близко сойдется с любящей вставить в разговор крепкой словцо, бывшим диспетчером ЖЭСа?
— У Людочки доброе сердце, — говорила всем непонимающим Алла Викентьевна. И, как могла, помогала подруге небольшими подарочками (благо, сын-бизнесмен отсыпал щедро), стилистическими советами и прочими мелочами.
Их даже за сестер иногда принимали. Хотя, какие там сестры! Алла Викентьевна светленькая, невысокая, а Людмила Павловна, стараниями химической промышленности, — жгучая брюнетка И, как бы это помягче сказать… монументальная. Ну прямо гренадер, а не баба! Но в общении приятная, заботливая, надежная. И, главное, такая же активная что в театр сбегать, что на природу съездить, а то и на танцы «кому за» завернуть. Настоящая боевая подруга!
В тот день Алла Викентьевна как раз ждала ее в гости. Без повода – просто пообщаться. Курочку зажарила, пирог с яблоками испекла, винцо красное на стол выставила.
«Эх, надо было бы его открыть», —подумала она. И, взяв штопор, бодро воткнула острие в пробку. Но пробка не поддавалась. Пыхтя, Алла Викентьевна потянула сильнее. Пробка вылетела из узкого горлышка и, вместе со штопором со всей дури шандарахнула ей прямо в лоб.
«Никогда не умела открывать эти бутылки! Хорошо еще, что вино не разлила, – с досадой подумала Алла Викентьевна, переждав сполохи в глазах и прикладывая к ушибу лед.
Особо она не расстроилась. Дело-то житейское, как говорил Карлссон. Тем более, что подруга уже звонила в дверь.
— Как всегда цветешь, Аллочка! — Воскликнула Людмила Павловна, заполняя собой всю прихожую и протягивая ей тортик.
Алла Викентьевна уже было открыла рот, чтобы сказать приятную ответность, как голос, очень напоминающий голос самой Людмилы Павловны, ехидно заметил прямо в ее голове: «Че-то сдала Алка. Морщин добавилось, на голове невесть что. А мешки-то, мешки под глазами! Небось, снова вечерком пивком баловалась!
Алла Викентьевна застыла. И даже оглянулась, не понимая, кто это говорит.
Подруга молчала, недоуменно глядя на нее.
«Померещилось, наверное, — решила Алла Викентьевна и разразилась ответными комплиментами о свежести и моложавости «дорогой Людочки».
Воркуя, они вошли на кухню и чинно уселись на табуретках, накидки для которых Людмила Павловна сшила подруге собственноручно.
— А что это на лбу у тебя— синяк?— Участливо спросила Людочка.
—Да вот, вино открывала, а пробка и вылетела, — пожаловалась та.
— Бедная… — Пожалела подруга. –И пошутила:
— Ну ничего, до свадьбы заживет.
«Да уж, синяк знатный! – Хихикнул в голове Аллы Викентьевны ехидный голосок. – И поделом, раз руки кривые…».
Алла Викентьевна от неожиданности охнула, побледнела и, с остервенением воткнув нож в курицу, стала резать ее на куски, подозревая, что сошла с ума.
«Небось, с чесноком запекала, — снова раздался знакомый голос. – Ну вот как можно так портить продукт!».
—Что с тобой? – Испугалась Людмила Павловна, — Ты чего-то бледная такая и руки дрожат.
А голосок уже негодовал:
«Чего в гости звала, раз болеет? А может, и болеет. Вон какая худющая, как вобла. А в костях, какое здоровье?».
— Мне надо прилечь, — пробормотала Алла Викентьевна, протискиваясь в коридор. —Ты тут ешь… курочку.
В спальне она рухнула на кровать, со страхом прислушиваясь к себе. Но было тихо. Вспомнила три уравнения, две аксиомы, померила давление и решила, что психушку вызывать рано. В конце концов, всю жизнь Алла Викентьевна преподавала математику, поэтому в логике ей отказать нельзя. Значит, дело не в ней, а в чем-то другом, чего Алла Викентьевна пока не могла понять.
Прокравшись в коридор, она подошла к двери кухни и застыла на месте.
«Сколько ее ждать-то, — послышался ехидный голосок . – Скоро курицу ее жесткую всю съем, а она отдыхать изволит».
—Ага, — прикинула Алла Викентьевна и рукой нащупала свой ноющий синяк. — Я что, мысли слышать стала, когда эта дурацкая пробка меня огрела?
О таком явлении она даже в фильме одном видела, правда, художественном. Но во всякую подобную чушь не верила. И все-таки этот голосок явно принадлежал Людке, кому же еще? Вернее, транслировал ее мысли. Вот, стерва! Получается, прикидывалась?
Раз так, то и мы ее тем же оружием! А я ее сыночку еще на машину денег одолжила! И куртку почти новую ей для внучки отдала, и… Сейчас во всем разберемся. Устроим, так сказать, эксперимент.
Войдя на кухню, она с любезной улыбкой поинтересовалась:
—Ну как, не соскучилась без меня?
«Битый час сидела, как дура», — зашипел голосок. Но вслух Людмила Павловна мило сказала:
— Ну что ты, я наслаждалась твоей чудесной курицей.
«Попалась! – Злорадно подумала Алла Викентьевна. Сейчас все про тебя узнаю и выведу на чистую воду». От таких мыслей ей стало горько. Но что поделаешь, если змеюку пригрела?».
— Ну а как твой кавалер? Ну тот, с которым ты на свидание ходила. –Поинтересовалась Алла Викентьевна.
— Прекрасно! – С воодушевлением воскликнула Людмила Павловна. – Он такой вальяжный! Коттедж имеет, машину. В кафе меня водил, потом гуляли по городу. Сказал, что я лучшая женщина из всех. И намекал на продолжение. Но я подумаю еще…— Она картинно поправила шаль на пышном бюсте, ожидая реакции подруги.
«А, пусть позавидует, снова раздался в голове у Аллы Викентьевны мерзкий голосок. — Не говорить же ей, что приперся какой-то грязный алкаш с вялым цветочком и все выяснял, есть ли у меня свое жилье».
— Рада от души за вас, — сказала Алла Викентьевна. – Ну а как дети поживают, внуки?
— О, — оживилась Людмила Павловна, — Пашке работу новую предложили. А внученька так вообще на днях забегала, целых два часа сидела.
«Не то что твой Андрюшка, что уже месяц носу не кажет – мерзко захихикал голосок. — Ну мой, тоже, допустим, уже полгода не кажет и внучка денежек хотела, а как получила, так и исчезла. Но и тебе нечем похвастаться! По твоему сыночку тюрьма плачет, иначе откуда такие деньжищи?».
Тут уже Алла Викентьевна не сдержалась:
— Похвастаться мне, говоришь, мне нечем? По сыну моему тюрьма плачет?
— Ой! – Людмила Павловна застыла с куском пирога, мучительно пытаясь понять, откуда Алла Викентьевна знает ее мысли. Но, ничего не придумав, льстиво стала нахваливать пирог.
«Вроде и вкусный – Но мой все равно лучше!», — пронеслось в голове Аллы Викентьевны.
Это ее окончательно разозлило. Она выпрямилась во весь рост и свистящим шепотом поинтересовалась:
— За что ты, подруженька, так меня ненавидишь?
— Я? — Пошла пятнами Людмила Павловна, понимая, что намечается нешуточный скандал, причем, неизвестно почему. Да я к тебе со все душой!
«Да она ненормальна! А за что ее любить? Вон, на Танцах Петра Алексеевича увела и в Турцию летала со сватьей, а меня не взяла. Сковородку старую только отдала! На тебе Боже, что мне не гоже…», — заныл голосок.
— Ты сама с этим Петром Алексеевичем вела себя так, что он не знал , куда ему деться! – Рявкнула вконец вышедшая их себя Алла Викентьевна. Зачем на колени ему плюхалась и в декольте заставляла смотреть?
— А причем здесь Петр Алексеевич? – Возмутилась Людмила Павловна. Хотя, если честно, скажу тебе, подруга. Обидно мне было, что он тебе звонил.
— Ничего, — засмеялась Алла Викентьевна. – Зато твой нынешний алкаш-кавалер, который интересовался твоим жильем, как раз тебе под стать. А пирог мой все равно вкусней твоего!
Людмила Павловна в замешательстве покрутила головой, зачем-то развязала и завязала красненький бантик на своей кофточке и застыла в изумлении:
— Ты что, мысли мои читаешь? – Растерянно спросила она.
«Да придуривается она – просто угадывает куда ей до такого, не может быть, просто угадывает», — донеслось до Аллы Викентьевны.
— А вот и не угадываю! — Торжествующе заявила Алла Викентьевна. – Все о тебе поняла. Все узнала, заклятая подруженька! И, заметив, что та встает и бочком-бочком пытается просочиться в коридор, — грозно приказала:
— Сидеть!
Дородная Людмила Павловна сжалась и словно усохла, видя, как маленькая Алла Викентьевна воинственно наступает на нее, держа перед собой поварешку.
— Значит, руки у меня растут не оттуда? Значит, курица моя— дрянь? Сын— идиот? Мешки под глазами? Убью!
Прыжок мог бы завершиться успешно, но, поскользнувшись на раздавленной картофелине, Алла Викентьевна с размаху впечаталась в дверной проем и затихла.
Последнее, что она услышала, был тот же самый голосок, но как будто бы другой: «Аллочка, да что же это такое! Вот я, дура, так подругу обидела». А потом все померкло.
Очнулась Алла Викентьевна на диване. Рядом сидела заклятая подруга Людочка, прижимая к ее голове мороженую курицу.
— Ты прости меня, Аллочка, — виновато сказала Людмила Павловна. Уж не знаю, что на меня нашло. Завидовала я тебе крепко, злилась иногда. Все казалось, что у тебя и дети лучше, и квартира, и мужики на тебя внимание обращают. А я… толстая, большая, никому не нужная. Но не со зла ведь, правда?
— Правда, — сказала Алла Викентьевна, прислушиваясь и боясь, что вот-вот в ее голове снова раздастся мерзкий голосок. Но было тихо. — Я и не догадывалась ни о чем, может, и моя в том вина. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Неужели, ты и правда все мои мысли слышала? – осторожно спросила Людмила Павловна, зябко поежившись.
— Еще как! – Улыбнулась Алла Викентьевна. И если бы не услышала одну последнюю, то не простила бы никогда…
Елена Шумарова