Свет фонарей в ночи, зачем он так светит в глаза? А может, раскрыть настеж окно этой узкой туалетной кабинки и туда, навстречу вольному воздуху и темноте? И не будет ничего. И этого чувства тоже не будет. Такого мучительного, темного. Это чувство заполняет душу, вливаясь потоком, и жалит колючими иглами понимания, что самый близкий человек тебя предал. Пусть и двадцать лет назад… И это невыносимо!
***
Поезд бодро ехал в ночь, отсчитывая километры до родного Екатеринбурга. Нина любила этот мерный перестук колес, и длинный, покрытый красным ковриком коридор, и темные окна, в которых отражаются огни проплывающих мимо станций. Но сегодня на душе у нее было неспокойно. Не радовало даже то, что это, к счастью, фирменный, мягкий поезд с утренним завтраком и особо комфортным купе, и что в соседках у нее лишь одна женщина, а значит, если никто не подсядет, можно будет отлично выспаться.
Как там Павел? Съел ли все, что она ему оставила? Принял ли лекарства, которые тоже были аккуратно разложены по порциям и даже подписаны. Муж-сердечник – это особая тревога и забота, а Нина о своем Павле за двадцать восемь лет семейной жизни заботиться привыкла. И, хотя подробный отчет по телефону был получен, она все равно продолжала о нем беспокоиться. И понимала, что безумно соскучилась за эту неделю, пока была в гостях у сестры.
Решив, что стесняться нечего, Нина быстро переоделась, на секунду задержав взгляд в узком дверном зеркале. Пятьдесят уже исполнилось, но свежа и румяна. Она прекрасно знала свои сильные стороны и не переживала по поводу немного располневшей фигуры. Зато молочно-белая кожа. И сейчас еще она не утратила своей осанки, которую муж, смеясь, называл «царственной». И добавлял, что ей только мантии и скипетра не хватает.
Мельком она оглядела свою соседку по купе и наметанным взглядом определила, что ей чуток за пятьдесят. Мышка, но с «изюминкой». Темный бобрик коротко стриженых волос над узким лицом с огромными глазами, сухие лихорадочные губы, тонкие кисти рук с длинными пальцами без маникюра. «Да уж, — маленькая собачка всегда щенок, — подумала Нина, усаживаясь поудобнее с книжкой.
Некоторое время они ехали молча, не обращая внимания друг на друга. Но, чувствуя, как сгущается тишина, Нина со вздохом отложила книгу:
— Ну что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Нина Андреевна. Еду до Екатеринбурга, ночью вас не потревожу.
— Алусик … — с готовностью откликнулась соседка. – Вернее, Алла Ивановна. И я в Екатеринбург, повезло нам.
— Да, — сказала Нина, не зная, как еще поддержать тему.
— А вам Москва понравилась? – Вдруг неожиданно спросила Алла. – Я все-все посмотрела: и Красную площадь, и Царицыно, и Коломенское. Так здорово было!
— Ну… Положим, я там часто бываю. Раньше по работе, а теперь к сестре в гости наведываюсь. Уже, как домой езжу, — усмехнулась Нина.
— А я в первый раз. – Как-то восторженно сказала Алла. – Вот сижу, боюсь расплескать впечатления.
— А знаете что, — осенило Нину. – Давайте мы с вами чаю попьем с пирожками. У меня есть. И достала контейнер, который сестра сунула ей на прощание. – Домашние пирожки, с луком.
— Давайте, — обрадовалась Алла. – А то я и поесть не успела, чуть на поезд не опоздала. Не было других билетов, а то не поехала бы на таком дорогом.
— А работаете кем? – поинтересовалась Нина, поняв, что все эти фирменные занавесочки и загорающееся информационное табло для ее спутницы невиданная роскошь. Сама-то Нина всю жизнь главбухом. Заработала себе не только на этот поезд, но и на самолет в теплые края.
— Медсестра я, — сказала соседка. – Операционная. – Скоро на пенсию отправят, глаза уже совсем не те. Не знаю, на что жить буду.
— А дети? – Спросила Нина.
— Сын у меня! – гордо ответила Алла и глаза ее полыхнули таким счастьем, что Нина даже позавидовала. Нет, она любила своих детей и внуков, но никогда не ощущала в себе такой фанатичной гордости. Хотя гордиться было чем. Дочь в Швейцарии живет, аудитор большая клиентура. А сын фирму собственную открыл и прекрасно зарабатывает. Внучка фигурным катанием занимается…
—А знаешь, — хитро подмигнула Алла – Извини, что на «ты». Давай немного по-коньячку к пирожкам. У меня есть. Ну его, этот чай.
—А, давай! — Решилась Нина, надеясь, что коньяк поможет ей заснуть.
Они выпили по рюмочке, потом еще по одной и разговор оживился.
— Вот у тебя дети есть? – допытывалась раскрасневшаяся Алла.
— Есть, конечно. Дочь и сын. – Только живут далеко, — сказала Нина, некстати вспомнив, что уже с год детей своих не видела. Все дела у них, приезжать не хотят. Только подарки шлют и по скайпу общаются.
— Вот и у меня сын далеко. К нему в Москву ездила, – понимающе поддакнула Алла. – В консерватории учится на третьем курсе. Пианист. Конкурс был, так выиграл он, третье место занял. И я в зале сидела, гордилась.
— О как! — дежурно восхитилась Нина. – А отец чего не ездил?
— Так одна я его растила, — простодушно призналась Алла. – Не знает тот о нем ничего.
— Любовь? – заинтересовалась Нина.
— Еще какая! – Засветилась Алла. Он из пациентов наших был. Я не хотела с ним, хотя и интересный такой был, но ведь и семья есть и дети. А он все «женюсь!», «не могу без тебя», вот я и поплыла. Ну и случилось… Точнее случился – Максимка. Только к тому времени мы уже и расстались. Я не стала говорить ему ничего и никуда не подавала. А зачем? Решила: сама выращу, все хорошо итак будет. Да вот, глянь фото! Вылитый отец. И глаза синие, и волосы темные, вьются.
Она достала смартфон и стала тыкать им в лицо собеседницы.
Нина глянула на фото и опешила. Хмель моментально слетел с нее, ведь с фотографии на нее смотрел… ее муж — именно такой, каким он был тогда, когда они познакомились.
— Красивый… — ровно, словно боясь что-то расплескать, сказала Нина, удивившись, что голос ее не дрогнул.
На секунду закралась мысль: «совпадение? Люди все похожи. Нет, не может быть!». Но она нашла в себе силы спросить:
—А фото отца у тебя есть? Интересно сравнить.
— Есть, — с готовностью откликнулась Алла. Он меня еще «Алусик» звал. Так всем и представляюсь. Привыкла.
Она достала из кошелька маленькую затертую фотографию, но Нина итак знала, что это за фотография и, кто на ней будет изображен.
— Симпатичный, — равнодушно бросила она. – Ну я в умываться и спать. А ты ложись.
— Ага, — сонно пробормотала Алла.
У нее еще хватило сил спокойно выйти из купе. Вагон безмятежно спал. Качаясь и ошатываясь, хотя от коньяка не осталась ни следа, придерживаясь рукой за стенку, она добралась до туалета и там дала волю эмоциям. « Как он мог!», — билось в висках, а мозг настойчиво рисовал картины двадцатилетнего прошлого. Да, был тогда муж в больнице на обследовании. Вот он пришел поздно и, пряча глаза, рассказывал про собрание. И замкнулся в себе, все более отдаляясь, будто совсем чужой. Нина тогда списывала это на здоровье, ведь как раз тогда у мужа начались трудности с сердцем. Но однажды во сне он назвал ее «Алусик». Да-да, назвал именем этой женщины, что безмятежно спала через несколько купе и гордилась своим сыном от того самого Павла…
Но потом и у дочери возникли вопросы со здоровьем, и все ушло на второй план, стало не до того. И муж неожиданно снова стал прежним – любящим и заботливым. И Нина чутьем поняла, что какое-то событие, что-то неуловимо неприятное прошло мимо. А дальше и не стала задумываться.
Как же противно! «Все, — сказала она себе, утирая слезы. — Что было, то было. Павлу ничего не скажу. У него сердце надо беречь. А он все равно со мной. Чего теперь ворошить-то?».
Екатеринбург встречал серым утром с мелким моросящим дождиком, который заставил пассажиров открыть зонты. Гордая женщина в щегольском пальто понуро брела по перрону, тяжелой ношей волоча за собой такой же изысканный чемодан. Попутчица ее, наглухо застегнув свою потрепанную курточку, давно уже убежала, так и не поняв, что произошло. И надо было добраться до дома, и традиционно открыть дверь своим ключом. И шагнуть ему навстречу – такому ждущему, найдя в себе силы сказать:
— Как же я соскучилась!
И при этом быть почти правдивой.
Случай хоть и редкий,но бывает.Это жизнь и никуда не денешься.Похожее было и в моей жизни,но достойно все пережила и ни разу не упрекнула.Надо быть просто мудрой,уметь прощать и ценить жизнь.