Сейчас, когда мне уже 53, я все думаю: а любил ли он меня? Любил, без сомнения, особенно в первые годы. Потом просто привык. А еще чуть позже элементарно стал мною пользоваться. А же все годы принимала это за любовь. Впрочем, расскажу обо всем по-порядку.
Замуж я вышла рано. Не оттого, что влюбилась без памяти. Просто будуший муж, который был на восемь лет старше и я воспринимала его, как отца. Может, поэтому я почти без раздумий согласилась выйти за него замуж. В общем, уже через месяц я была мужней женой, в богатом, хорошо обставленном доме.
Читайте в журнале жизненных историй wellwel.info:
Кто есть кто в любовном треугольнике
У моего мужа была одна особенность – деньги так и липли к его рукам. При всем этом он был не жаден: в доме все ломилось от дефицитной по тем временам икры, колбасы и семги, а я одевалась только «с базы». Кто помнит те времена, прекрасно знает, что такое были для женщины импортные сапоги или французские духи. У меня они стояли десятками.
Но не все оказалось таким сладким, как мне казалось. Выяснилось, что муж тот еще ходок, из серии «ни одной юбки мимо». «Доброжелатели», считающие, что я слишком хорошо живу, не замедлили мне донести об его очередном «романе». Беременная, я рыдала в своем французском халатике на финской, очень модной тогда кровати.И не нужны мне были ни эти все сказочные богатства, вообще ничего от него не было нужно.
Читайте в блоге: В пожелом муже проснулся мачо
Конечно же, я простила Колю, правда, горький осадок остался. Я научилась закрывать глаза на его гулянки, и на то, что он часто со мною груб и даже жесток. Жилы мы открытым домом, часто принимали гостей. Многие друзья Николая – тоже в чинах и при деньгах, хотели со мной познакомиться поближе. Еще бы! Ведь я была ухоженной красивой статуэткой, вещью, выставленной на обозрение окружающим, как и все в том доме. Но я боялась изменять, хотя к тому времени поняла, что мужа не люблю, и никогда не любила. Мне даже было совершенно все равно, что он мне изменяет.
Но вот однажды к Николаю по делу зашел приятель. Мужа не было дома, и я попросила обождать. Виктор, так звали этого человека, примостился на краешке кресла. Маленького росточка, в обтрепанной курточке и в смешной черной вязаной шапочке, он выглядел нелепо среди царственной роскоши нашей квартиры.
Я посмотрела в его глаза и… пропала. Роднее глаз я за всю свою жизнь никогда не видела.
Не буду утомлять вас подробностями того, как развивалась наша любовь. Наверное, у всех это бывает одинаково. Или почти одинаково. Мы улучали любую минутку, чтобы встретиться, а иногда он звонил мне из ближайшего телефона автомата. Просто, чтобы услышать мой голос. Все словно закружилось в каком-то бешеном водовороте, и я, понимая, что лечу в какую-то сладкую пропасть, уже не могла остановиться.
Как это ни странно, мы с Виктором до сих пор еще не были близки. Подтолкнул меня к «грехопадению» один случай. Конечно же я знала, что Николай гуляет направо и налево. Но чтобы приводить своих женщин в дом, такого еще не было. Я застукала его в собственной спальне, когда случайно раньше пришла с работы. И это было омерзительно! Девица, побледнев, схватила свою одежду и убежала, а Николай, как всегда попытался сделать вид, будто ничего страшного не произошло. В ярости я крушила дорогую мебель и до сих пор не понимаю, как у меня хватило сил выбросить через окно журнальный столик…
Мы стали с Виктором единым целым: одинаково дышали, чувствовали, думали, но все еще боялись сказать всем про свою любовь. Естественно, про нас донесли. Как я узнала через много лет, это была моя лучшая подруга…
Вернувшись домой, я застала Николая, готовящегося к расправе над неверной женой.
Он ожидал оправданий, слез раскаяния, мольб. Не знаю, что на меня нашло, но я повернулась к нему и твердо сказала:
—Да, это правда. Я люблю Виктора и беременна от него. А с тобой, Коля, наша жизнь кончилась.
Я понимала, что раз и навсегда перечеркиваю все прошлое. И как же я была этому рада!
Николай тогда уже занес было руку, чтобы меня ударить, но осекся, как-то сгорбился, и пошел на кухню. Долго сидел там, а потом будничным таким тоном сказал: «Иди, картошечки-то хоть поешь…». И мы вместе с ним стали есть эту картошку.
Дальше был нудный развод, непонимание дочери, которая из-за наших разборок бросила институт, мой переезд в месте с ней в однокомнатную квартиру с какими-то жалкими копейками на прожитье в кармане. Я не взяла ничего из того дома – только свои вещи. Мне казалось, что так будет справедливо.
Хотела ли я замуж за Виктора? Слукавлю, если скажу, что нет. Но у него была жена, дети… На что я могла рассчитывать?
И все-таки, втайне даже от самой себя ждала от него ПОСТУПКА. Я знала, что и в его семье неладно.
Ребеночка я так и не родила, и ПОСТУПКА от Виктора тоже не дождалась.
— Солнышко, мы обязательно будем вместе, — говорил он мне. Дай только немного придти в себя, развернуться. И ребеночка обязательно родим. Веришь мне?
Я понимала, что ему нелегко вот так бросить все, да и не настаивала, смирившись с ролью любовницы. В конце концов, какая разница? Мы же все равно вместе!
Но была еще та семья, в которую он каждый раз уходил от меня. И каждый раз сердце мое сживалось от боли: я представляла, как мой любимый приходит домой, ужинает, ложится в супружескую кровать со своей Марией. С другой стороны, какое я имела право упрекать его в этом? Я – разлучница, стерва, которую его жена, не задумываясь, прибила бы камнем, как гадюку! Я не могла понять, почему она терпит все это.
Через несколько лет Виктор сильно заболел. «Он в больнице, в тяжелом состоянии», — донесся из телефонной трубки почти уже забытый голос Марии. – Сока просил принести…
Конечно же, я помчалась в эту больницу. И держала его за руку, моля Господа дать ему сил. Именно тогда я поняла, что кроме меня, о нем некому позаботиться. Просто так, чисто по-женски, и что Марии удобна ситуация, когда я вместе с ее мужем выбираю ему одежду, стираю его белье, глажу рубашки и делаю ссобойки на работу. И что ей нужен не он сам, а деньги, которые он приносит и, может быть, статус замужней женщины. А все остальные заботы мои – не зря же она позвонила, когда с ним случилась беда.
Долго, очень долго, я выхаживала Виктора, а после, перевезла его к себе (дочь к тому времени уже уехала с семьей за границу). Целых две недели нас никто не беспокоил, пока в телефонной трубке снова не раздался голос Марии:
— Попользовалась? Передай ему, чтоб домой шел. Хватит уже, нагостевался.
Я еще пыталась осознать смысл этих слов, но Виктор заторопился. Бледный, совсем еще слабый, он пытался, но никак не мог надеть рубашку. Да, он торопился к своей семье. Настоящей.
Шли годы, мы по-прежнему жили «втроем» — я, он и она. Его дочери выходили замуж, разводились и снова выходили, а я тщательно отглаживала его костюмы к предстоящим свадьбам и просила пить поменьше. Он же украдкой звонил мне и говорил, что любит.
Потом он еще не раз болел, и я снова и снова вытаскивала его из болезней. Впрочем, я вытаскивала их из всех проблем, ведь я знала, что, кроме меня, этого больше никто не сделает. Вот только больше мы не проводили вместе выходных, потому что у него всегда находились дела: то дочь из аэропорта встретить, то зятю с машиной помочь, то грядки прополоть на даче… И этих дел в конце концов стало так много, что в один прекрасный день я с ужасом осознала, что его нет рядом со мной, что та, вторая семья, для него важней и, может быть, дороже. Вспомнилось, как Мария ломилась в мою дверь, а он испуганно жался в углу, даже не стараясь меня защитить. Как после сама перекрашивала дверь, всю исписанную проклятиями… А он делал вид, что это его не касается. Ну, подумаешь, две бабы задрались.
Самое интересное, что он развелся. Да-да, развелся в 52 года. Торжествуя, он показал мне паспорт со штампиком. Как и пятнадцать лет назад он снова строил планы, и снова звучало нежное: «мы будем вместе…». И… все осталось по-прежнему.
Когда мы виделись в последний раз, он сказал мне: «ни ты, и не она – найду себе третью». Я смотрела, как он, упираясь, пытается поднять тяжеленный чемодан со своей одеждой. Как же я раньше не замечала, как мелок этот человек и как низка его душа?
—Может, все-таки передумаешь, — спросил он. И в глазах его появилось что-то собачье.
—Не передумаю, Витя, — сказала я, и сама удивилась твердости своего голоса. – Ты украл у меня целых пятнадцать лет.
—Ну как знаешь, — он еще немного потоптался у двери и с силой ударил в зеркальную дверцу шкафа. Зеркало пересекла кривая трещина – точно такая же, какая пересекла и мою судьбу. А потом была тишина, и только мой нерожденный ребеночек укоризненно смотрел на меня откуда-то с неба…
Надежда